поэзия

《河流之二》雷平阳

有些风物不可以聆听,不可以让它们
静止;有些流动不可以接近,不可以
把自己想象成水鸟,在它们的表面上飞
有些厚达几十丈的滚沸不可以切断
不可以蔑视它们的冲击力;有些没有尽头的
循环不可以隐喻时间
不可以把它们分成一个个断面
有些一再抬升的河床不可以视为崛起
不可以用它们运输黑暗
有些高达数千米的空谷,不可以
错认为自由的空间;不可以
鼓动空气和阳光,以及风的暴乱
有些不能分散的整体不可以孤立,不可以
把它们用数亿的个体才糅合成的,骨肉相连的
一个拥抱,仅有的拥抱,当成异端
有些沉默不可以骚扰,不可以抵押上
众多弱势者的悲欢;有些河流
像一支孕妇的队伍,它们怀着胎儿
像欧家营旁边的这条,走得很慢
通常能看到,我们的倒影
和渐渐缩小的未来

Река, стихотворение второе (Лэй Пин-ян)

Такие есть пейзажи, что послушать невозможно, нельзя
остановить их; потоки есть такие, что быть близко невозможно, нельзя
вообразить, что превратишься в птицу, чтобы над ними полетать
Такие есть, что в несколько десятков метров толщиной, клокочут непрерывно,
нельзя недооценивать силу их удара; такие есть, что бесконечно
вращаются — про них нельзя сказать, что это вот намек на время
Нельзя их всех разрезать на пласты
А есть такие, что текут в поднятом русле, но про которые нельзя сказать “вздымаются”
нельзя перевозить в них темноту
А есть долины высотой в тысячи метров и нельзя
ошибочно считать, что это место для свободы; там нельзя
и солнца свет и воздух возмущать, а также ветер баламутить
Такие есть, что целое их не поделишь, но и самих их не отделишь, и нельзя
из миллиардов их частей слепить в единое, из мяса и костей соединенных
объятие, но лишь обнимешь, понимаешь, что не то
И есть безмолвные такие, что нельзя тревожить, заложить нельзя
в них множество тревог и радостей от слабых; а есть потоки
что напоминают строй беременных, и в них плоды
похожи на поток, что рядом с Оуцзяином, идут они степенно
там можно видеть часто наше отражение
и сокращение, мало-помалу, грядущего

поэзия

《穷人啃骨头舞》雷平阳

我的洞察力,已经衰微
想象力和表现力,也已经不能
与怒江边上的傈僳人相比
多年来,我极尽谦卑之能事
委身尘土,与草木称兄道弟
但谁都知道,我的内心装着千山万水
一个骄傲的人,并没有真正地
压弯自己的骨头,向下献出
所有的慈悲,更没有抽出自己的骨头
让穷人啃一啃。那天,路过匹河乡
是他们,几个喝得半醉的傈僳兄弟
拦住了我的去路。他们命令我
撕碎通往天堂的车票,坐在
暴怒的怒江边,看他们在一块
广场一样巨大的石头上,跳起了
《穷人啃骨头舞》。他们拼命争夺着
一根骨头,追逐、斗殴、结仇
谁都想张开口,啃一啃那根骨头
都想竖起骨头,抱着骨头往上爬
有人被赶出了石头广场,有人
从骨头上摔下来,落入了怒江
最后,又宽又高的石头广场之上
就剩下一根谁也没有啃到的骨头……
他们没有谢幕,我一个人
爬上石头广场,拿起那根骨头道具
发现上面布满了他们争夺时
留下的血丝。在我的眼里
他们洞察到了穷的无底洞的底
并住在了那里。他们想象到了一根
无肉之骨的髓,但却难以获取
当他们表现出了穷人啃骨头时的
贪婪、执著和狰狞,他们
又免不了生出一条江的无奈与阴沉
——那一夜,我们接着喝酒
说起舞蹈,其中一人脱口而出
“跳舞时,如果真让我尝一口骨髓
我愿意去死!”身边的怒江
大发慈悲,一直响着
骨头与骨头,彼此撞击的声音

Танец бедняков, обгладывающих кость (Лэй Пин-ян)

Моя способность к наблюдению уже ослабла
воображение, выражение, уже не могут
потягаться с той народностью лису, которые живут на берегу реки Нуцзян
За много лет я доводил до крайности умение к смирению
я отдавался земле пыльной и с травой, деревьями братался
Но всякий знает, что моя душа непроходима
Гордец, по-настоящему который
не смог костей согнуть, и вниз отдать
все сострадание, тем более не смог я вынуть свою кость
чтобы бедняки ее глодали. В этот день, когда я проходил Пихэ
они, те полупьяные братки народности лису,
мне путь мой преградили. Приказали
чтобы я порвал билет свой в рай, и сидя
на берегу у буйной Нуцзян, смотрел на них
На камне плоском и большом как площадь, они плясали
“Танец бедняков, обгладывающих кость”. И друг у друга забирали
ту кость, гонялись, бились, враждовали
Хотели шире рот открыть и кость глодать
хотели на попа поставить кость и, кость обняв, наверх карабкаться
Там были те, кого прогнали с камня, были те,
кто с кости падал прямо в реку Нуцзян
В конце концов, на камне том высоком и широком,
осталась кость, которую не смог никто глодать
По окончанию представления они не вышли на поклон, лишь я один
на камень взобрался и подобрал тот реквизит из кости
Увидел, что она от их борьбы полна
кровавыми подтеками. Мне показалось,
они смогли увидеть дно бездонной той пещеры
и жить на нем. Они смогли вообразить
тот костный мозг в кости без мяса, что добыть так трудно
Когда они изображали бедняков, что глодают кость
так жадно, устремленно, хищно, то они
избегнуть не сумели мрачной безысходности излить поток
В ту ночь, когда мы стали пить,
заговорив о танце, у одного из них сорвалось с языка:
“Когда танцуем, если дать попробовать мне костный мозг,
то умереть готов я!” Рядом Нуцзян
большое изливала сострадание, гремя все время —
это звук костей, что друг о друга ударяют

поэзия

《荒村小景》雷平阳

一个喝醉了的人
在午后的荒街上,滔滔不绝
抓自己的头发、捶胸、跺脚
伸手去捉蝴蝶,蝴蝶一让
他抓住了虚空……
他的妻子,坐在高高的芒果树下
静静地缝补衣服,看着他
在十米外的远方,灵魂出窍,走远了
有一条白狗,带着草屑,伸着舌头
懒洋洋地走过来,不小心
碰翻了地上的凉茶。他的妻子
站起身来,又倒了一碗
还摆在地上。白狗移过身子
红红的舌头,一会儿,就全部汲光
他的妻子,又站起身来
再添了一碗,摆在地上
狗开始打鼾,他还在十米之外
兴奋地说着什么,用脚
踢自己的影子,用棍子抽打
自己的衣服……他多么决绝
执意地,把妻子遗忘在
十米之外的故乡

Зарисовка в заброшенной деревне (Лэй Пин-ян)

Вот пьяный человек
на улице пустой после полудня, безостановочно
себя за волосы хватает, бьет в грудь и топает ногами,
пытаясь в вытянутые руки бабочку поймать. Она чуть отклонилась —
человек поймал лишь пустоту….
Его жена, сидящая по деревом высоким манго
спокойно штопает одежду, смотрит на него
он уже дальше, чем десяток метров, весь вне себя, отходит дальше
Белая собака, вся в трухе от сена, высунув язык
лениво подошла, неосторожно
опрокинула стоявший на земле холодный чай. Его жена,
вскочив, другую чашку опрокинула,
которая стояла на земле. А белая собака, подойдя
своим краснейшим языком, слизала подчистую все
Его жена, поднявшись снова,
наполнила другую чашку и поставила её на землю
Собака начала храпеть, а он, по-прежнему за десять метров
все в возбуждении что-то говорил, ногами
топал свою тень, и палкой бил
свою одежду….. Ведь от так иступлено,
так упорно, оставлял свою жену
в родной деревне, метрах в десяти

поэзия

《集体主义的虫叫》雷平阳

窃窃私语或鼓腹而鸣,整座森林
没有留下一丝空余。惟一听出的是青蛙
它们身体大一点,离人近一点
叫声,相对也更有统治力
整整一个晚上,坐在树上旅馆的床上
我总是觉得,阴差阳错,自己闯入了
昆虫世界愤怒的集中营,四周
无限辽阔的四周,全部高举着密集的
努力张大的嘴,眼睛圆睁,胸怀起伏
叫,是大叫,恶狠狠地叫,叫声里
翻飞着带出的心肝和肺。我多次
打开房门,走到外面,想知道
除了蛙,都是些什么在叫,为什么
要这么叫。黑黝黝的森林、夜幕
都由叫声组成,而我休想
在一根树枝上,找到一个叫声的发源地
尽管这根树枝,它的每张叶子,上面
都掉满了舌头和牙齿。我不认为
那是静谧,也非天籁,排除本能
和无意识,排除个体的恐惧和集体的
焦虑,我乐于接受这样的观点:森林
太大,太黑,每只虫子,只有叫
才能明确自己的身份,也才能
传达自己所在位置。天亮了
虫声式微,离开旅馆的时候,我听到了
一声接一声的猿啼。这些伟大的
体操运动员,在林间,腾挪,飞纵
空翻,然后,叫,也是大叫
一样的不管不顾,一样的撕心裂肺

Коллективисткое гудение насекомых (Лэй Пин-ян)

Гудящий шепот или зов утробный — и во всем лесу
свободного от звуков не осталось места. Но я могу расслышать только жаб
Они ведь крупные и ближе к людям
звуки издают — вот, относительно, и доминируют при этом
Весь вечер я в отеле, что на дереве, сижу в кровати
И кажется все время мне, что все смешалось невпопад и я ворвался
прямо в лагерь возмущенных насекомых, и по сторонам
со всех бескрайних четырех сторон смыкаются, вздымаясь
разверстые в потуге рты, и округленные глаза. Колышущиеся груди
исторгают крик, и громкий крик, жестокий крик. И в крике этом
словно вылетает сердце, рвутся легкие. Ведь сколько раз я,
дверь открыв, наружу выходил, чтобы понять:
там кроме жаб, кричит ли кто-либо еще и почему
кричит так? Но темный лес, ночная мгла,
все крики смешивали воедино — тщетно я хотел
источник звука отыскать на ветке
Но было словно бы на этой ветке каждый лист
покрылся языками и зубами. Я это не смогу назвать
ни тишиной природы, и ни звуками природы, и если исключить
инстинкты все и бессознательное, исключить тот личный страх и коллективную
тревогу, то я бы с радостью принял такую точку зрения: лес —
большой он слишком, слишком темный, и насекомое в нем лишь звуком
обозначить себя может и тогда лишь
сможет заявить о положении своем. Наутро
звуки насекомых стали тише, уезжая из отеля я услышал
кричали друг за другом обезьяны. Великие
гимнасты эти по лесу резвились и летали
крутя сальто, а затем кричали, и кричали громко
также не заботясь ни о чем, и также надрываясь со всех сил

поэзия

《光辉》雷平阳

天上掉下飞鸟,在空中时
已经死了。它们死于飞翔?林中
有很多树,没有长高长直,也死了
它们死于生长?地下有一些田鼠
悄悄地死了,不须埋葬
它们死于无光?人世间
有很多人,死得不明不白
像它们一样

Сияние (Лэй Пин-ян)

Падающие с неба птицы, в воздухе
уже мертвы. Они умирают от полета? В лесу
деревьев много есть, что вырасти и распрямится не успели, а тоже умерли
Они от роста умирают? В земле есть мыши полевые
что потихоньку мрут, не надо хоронить их
Они мрут от того, что света нет? Среди людей
есть много тех, кто умирает непонятно от чего
Совсем как эти все