Когда заходит речь о важности пунктуации, у китайцев есть свой пример “казнить нельзя помиловать”. Это известная почти всем, кто учил язык, фраза 下雨天留客天留我不留.

В истории шла речь о том, что талантливый минский художник, поэт и драматург Сюй Вэй (徐渭, 1521-1593) как-то слишком долго загостил у своего друга в период летних дождей. Хозяин, намекая, что пора бы уже и честь знать, написал эту фразу без пунктуации, как свойственно фразам на вэньяне, но со смыслом 下雨天留客，天留我不留 — “В дождливый день оставаться в гостях. Небо [хочет, чтобы он] остался, а я [не хочу], чтобы он оставался” и повесил в зале.
Сюй, прочитав ее, добавил к ней пунктуацию (!), поменяв ее смысл на 下雨天，留客天，留我不？留 — “Дождливый день. День, когда надо оставаться в гостях. Мне оставаться или нет? Оставаться!” Хозяину, после такого проявления креативности, конечно же стало стыдно.

Дальше любители языка, кроме этих двух прочтений, легко побивая бинарность наших потуг, придумали еще пять:

下雨天留客，天留我？不留 В дождливый день оставаться в гостях. Небо хочет, чтобы я остался? Не хочет.
下雨，天留客；天留我不留？Идет дождь. Небо оставляет в гостях. Небо хочет, чтобы я остался или нет?
下雨天，留客天，留我？不留 Дождливый день. День, когда надо оставаться в гостях. Меня оставляют? Не оставляют.
下雨天，留客天；留我不？留 Дождливый день. День, когда надо оставаться в гостях. Меня оставляют или нет? Оставляют.
下雨天，留客天，留我不留？Дождливый день. День, когда надо оставаться в гостях. Меня оставляют или не оставляют?

Оставив оценку того, что все эти упражнения в пунктуации мне кажутся абсолютно надуманными и скорее привносящими сумятицу в умы тех, кто пытается учить вэньянь, я хочу рассмотреть вопрос происхождения этой истории и фразы.

Сомнения в том, что эта история берет начало в классическом китайском языке у меня зародились, когда я задумался о том, каким именно образом на вэньяне можно было бы передать подобную историю.

В европейских языках добавление в текст запятой, это относительно незаметное вторжение — то есть, место для нее всегда есть и текст с добавленной запятой не будет выглядеть скомпрометированным. В вэньяне, в тех случаях, когда мы можем говорить о функции пунктуации, ее выполняли иероглифы — никаких значков типа запятой или точки для разграничения предложений в том языке не было. И каждый иероглиф, независимо от своей сложности, в тексте занимает примерно одинаковый по размеру прямоугольник. Между иероглифами никогда никаких пробелов не было. Между тем, что мы можем назвать предложениями, тоже.

Таким образом, даже если бы Сюй Вэй хотел исправить предложение, на письме это можно было бы сделать только грубо втиснув иероглиф между двумя соседними или вообще, зачеркнув один, написать вместо него другой.

Как я понимаю, единственный вариант, который у него был, это продекламировать предложение, но предложив другую интонационную разбивку. Может, подумал я, в оригинальной истории это так и было записано?

Я стал искать, откуда же взята история? В интернете авторы заметок часто отличаются тем, что просто постят и перепостят информацию без проверки источников, да и вообще, без критического осмысления. Везде, где кто-либо трудился указать источник (например, в Вики), пишут: цинский Чжао Тянь-ян “Добавления к новому сборнику Расплываются люди в улыбке” 趙恬養《增訂解人頤新集》.

Проблема в том, что именно такого сборника нигде нет. Ни в каталогах, ни на сайтах.
И автора такого можно найти только в контексте одного сборника: Старик-рыбак с озеря Цзяньху Чжао Тянь-ян “Проживая на покое в зале Драгоценных Злаков записал то, от чего Люди расплываются в улыбке” 鑒湖釣叟趙恬養《寶穡堂閑居偶錄解人頤》. От сборника этого уцелело только 3 цзюаня из 8 и он был внесен в список запрещенных книг. При просмотре фотографий книги, истории не обнаружено.

Еще есть книга “Переработанный новый сборник Расплываются люди в улыбке”《增删解人頤新集》. Изначальный автор сборника “Расплываются люди в улыбке” неизвестен, в каталогах цинской империи его нет. Предположительно, был составлен в минскую эпоху. В 1762 году его переработал (добавив и сократив) Цянь Дэ-цан из Чанчжоу (长洲人钱德苍) и в таком виде он получил хождение. Сборник я просмотрел, и этой истории в нем не нашел.

Получается, что этой истории на вэньяне нигде нет. Ссылка на сборник, откуда она якобы взята, сделана так, чтобы запутать и убрать концы в воду. Все это еще больше укрепляет меня в уверенности, что эта история была придумана где-то в первой половине ХХ века, когда встала необходимость учить детей (и взрослых) правилам пунктуации современного китайского литературного языка.

Перелистывая словарь архимандрита Палладия наткнулся на иероглиф 蒓 и вспомнил про перевод стишка Ван Ши-пэна, где я узнал смысл выражения “окунь и бразения” 鱸蒓.

Окунь и бразения — Чжан Хань (張翰), живщий в цзиньскую династию, однажды во время осеннего ветра, поднявшего рябь на реке, вспомнил нежную бразению, из которой издавна делают суп в его родном Учжуне (吳中, сейчас провинция Цзянсу), вспомнил нагулявших по осени жир окуней в отчем краю, и решил бросить службу вдали от малой родины и вернуться домой. С тех пор как в “Новых сказаниях, ходящих по миру” (世說新語, V век н.э.) эта история была прославлена, выражение “окунь и бразения” означает тоску по дому.