窃窃私语或鼓腹而鸣，整座森林
没有留下一丝空余。惟一听出的是青蛙
它们身体大一点，离人近一点
叫声，相对也更有统治力
整整一个晚上，坐在树上旅馆的床上
我总是觉得，阴差阳错，自己闯入了
昆虫世界愤怒的集中营，四周
无限辽阔的四周，全部高举着密集的
努力张大的嘴，眼睛圆睁，胸怀起伏
叫，是大叫，恶狠狠地叫，叫声里
翻飞着带出的心肝和肺。我多次
打开房门，走到外面，想知道
除了蛙，都是些什么在叫，为什么
要这么叫。黑黝黝的森林、夜幕
都由叫声组成，而我休想
在一根树枝上，找到一个叫声的发源地
尽管这根树枝，它的每张叶子，上面
都掉满了舌头和牙齿。我不认为
那是静谧，也非天籁，排除本能
和无意识，排除个体的恐惧和集体的
焦虑，我乐于接受这样的观点：森林
太大，太黑，每只虫子，只有叫
才能明确自己的身份，也才能
传达自己所在位置。天亮了
虫声式微，离开旅馆的时候，我听到了
一声接一声的猿啼。这些伟大的
体操运动员，在林间，腾挪，飞纵
空翻，然后，叫，也是大叫
一样的不管不顾，一样的撕心裂肺

Коллективисткое гудение насекомых (Лэй Пин-ян)

Гудящий шепот или зов утробный — и во всем лесу
свободного от звуков не осталось места. Но я могу расслышать только жаб
Они ведь крупные и ближе к людям
звуки издают — вот, относительно, и доминируют при этом
Весь вечер я в отеле, что на дереве, сижу в кровати
И кажется все время мне, что все смешалось невпопад и я ворвался
прямо в лагерь возмущенных насекомых, и по сторонам
со всех бескрайних четырех сторон смыкаются, вздымаясь
разверстые в потуге рты, и округленные глаза. Колышущиеся груди
исторгают крик, и громкий крик, жестокий крик. И в крике этом
словно вылетает сердце, рвутся легкие. Ведь сколько раз я,
дверь открыв, наружу выходил, чтобы понять:
там кроме жаб, кричит ли кто-либо еще и почему
кричит так? Но темный лес, ночная мгла,
все крики смешивали воедино — тщетно я хотел
источник звука отыскать на ветке
Но было словно бы на этой ветке каждый лист
покрылся языками и зубами. Я это не смогу назвать
ни тишиной природы, и ни звуками природы, и если исключить
инстинкты все и бессознательное, исключить тот личный страх и коллективную
тревогу, то я бы с радостью принял такую точку зрения: лес —
большой он слишком, слишком темный, и насекомое в нем лишь звуком
обозначить себя может и тогда лишь
сможет заявить о положении своем. Наутро
звуки насекомых стали тише, уезжая из отеля я услышал
кричали друг за другом обезьяны. Великие
гимнасты эти по лесу резвились и летали
крутя сальто, а затем кричали, и кричали громко
также не заботясь ни о чем, и также надрываясь со всех сил